Своими воспоминаниями, связанными с личностью Шукшина, поделился в беседе с журналистами газеты «Моя Земля» родной племянник Василия Макаровича Сергей Зиновьев
– Сергей Александрович, поддерживаете ли вы в настоящее время связь с семьёй Василия Макаровича?
– Последние лет пятнадцать я не был в столице. А до этого часто бывал в командировках. Заезжал к Лидии Николаевне, её непросто было застать. С Ольгой мы общались. С Машей у нас пути не пересекались, она уже тогда жила своей семьёй.
– Какие у вас сейчас отношения с оператором фильма «Печки-лавочки» и другом Шукшина Анатолием Заболоцким?
– До настоящего времени крепко дружим с Толей Заболоцким, иногда останавливался у него. Я зову его Толя, хотя ему уже восемьдесят. У Толи квартира с трёхметровыми потолками в доме старой постройки, везде книги. Бывало, приедешь в командировку в Москву, он положит рядом со мной книг шесть: «Читай!» Какое там читать, рано утром на работу: «Нет, читай!» Читаешь, читаешь, глаза закрываются. Толя сподвигнул меня на философскую литературу, познакомил с Флобером, Кортасаром…. А лёля Вася покупал мне Эдгара По, О. Генри и ещё историческую литературу.
– Интересно вы называете Василия Макаровича!
– Я привык называть его лёлей, не стесняюсь, ведь он мне крёстный отец. Удивляюсь, почему Маша и Оля называют его Василием Макаровичем, не папа, не отец. Может, приучили, или это манеры такие.
– Всё, что связано с личностью Василия Макаровича, с его жизнью и творчеством, всегда вызывает у читателей газеты «Моя Земля» неизменный интерес. Мы будем вам безмерно благодарны, если вы поделитесь воспоминаниями и поведаете читателям о встречах и общении с вашим крёстным отцом.
– Попробую рассказать о первых днях пребывания в Москве в 1971 году.
«Главное, не мешай работать»
– В конце июня 1971 года лёля Вася приехал отдыхать в Сростки. И, как всегда, к окончанию отпуска, его выдернули телеграммой на работу. В этот раз, возвращаясь в Москву, он решил взять меня с собой.
Первый раз мы ездили с ним на море через столицу в шесть лет. Мы – это мама, сестра и я. Вторая поездка, тем более осознанная, в возрасте 15 лет, конечно, стала радостным и незабываемым событием. От мамы и бабушки я получил наказ: «Главное, не мешай ему работать».
Мы сели в поезд и доехали до Новосибирска. Посетили родных, после поехали в редакцию журнала «Сибирские Огни», в котором в то время готовился к публикации роман о Степане Ра-зине «Я пришёл дать вам волю». Рядом в парке скамейки, лёля Вася устроился на одной из них и редактировал вёрстку, а я в это время отправился гулять по парку, чтобы не отвлекать его. Часа полтора он сидел, внимательно вычитывал роман.
К вечеру у нас был самолёт на Москву. С этого и начались уже мои ахи и охи, всё-таки первый раз в самолёте. В салоне лёля Вася сразу закурил, в то время в полёте разрешалось курить, в подлокотники были встроены пепельницы. Меня он пропустил ближе к окну, взял газету, почитал и заснул, а я все четыре часа с интересом глазел в иллюминатор.
«Эх, жалко мужиков»
Прилетев в Москву, взяли такси и поехали на квартиру. Лидии Николаевны в это время не было, она с ребятишками отдыхала в Крыму. Квартира оказалась стандартной планировки, двухкомнатная: небольшой коридор, санузел, из коридора сразу выход в зал, из него на кухню, на балкон и ещё в одну маленькую спальню. Рабочий кабинет отсутствовал. В зале стоял диван, стенка, проигрыватель, в спальне кровать, шкаф и больше ничего не помещалось. Еды в доме не было. Лёля Вася дал мне денег и отправил в магазин, расположенный на первом этаже этого же дома, заодно походу я прокатился несколько раз на лифте, пока жильцы не начали стучать в двери. Этаж уже не помню, то ли пятый, то ли восьмой. Магазин произвёл впечатление, с нашими не сравнишь, перемешаны ароматы хлеба, колбасы, в аквариумах плавают живые рыбы, которых отлавливают покупателям. Впечатления бесподобные! Я бродил и смотрел целый час. Купил курицу и вернулся. Из проигрывателя звучал голос Шаляпина. Это была одна из пластинок, которые лёля Вася купил в Новосибирске.
Отварили курицу на бульоне без всяких изысков, положили в общую тарелку и, отламывая куски, стали есть. Вася остался дома, а я пошёл на улицу, познакомился с ребятишками. Двор прекрасный, чистый, примерно через восемьсот метров железная дорога, за ней мост и лес.
На следующее утро мы спустились вниз, нас ждала белая «Волга», и поехали на киностудию. В это время по радио передали, что погибли космонавты Добровольский, Волков, Пацаев.
– Эх, жалко мужиков, – сказал лёля Вася, и все замолчали. Ещё с утра хорошее настроение сразу переменилось.
«Смотрю, бежит навстречу Есенин»
Так молча мы доехали до студии. Поднялись по лестнице на третий этаж. Среди длинного коридора холл, в котором выставлены кубки, награды, заработанные студией имени Горького. Он зашёл в приёмную, а я остался рассматривать награды. Через полчаса вместе пошли по коридору в комнату, где базировалась их съёмочная группа. В это время планировалась съёмка фильма «Печки-лавочки». Он шёл впереди, я сзади за ним, не переставая глазеть на фотографии из фильмов. Смотрю, бежит навстречу Есенин. Я увлекался Есениным в то время, а тут, ну просто копия! Это был Сергей Никоненко. Бежит, невысокий, примерно моего роста, в кожаной чёрной куртке.
– Вася, – бросается к Шукшину. Обнялись. – Ты когда прилетел?
– Я вчера.
– А меня вот тоже вызвали.
Поговорили, разошлись. И когда он побежал дальше, лёля Вася сказал:
– Настоящий мужик!
Слово «мужик» я услышал за день дважды. В первый раз «жалко мужиков», во второй «настоящий мужик». Это те фразы, в которые он вкладывал особые эмоции. Сказал явно не для меня, просто вырвались из души.
«Урезали смету на «Печки-лавочки»
Зашли в редакционную комнату. Как сейчас помню, рядом стол стоял, на нём большой альбом с фотографиями актёров. Обычно их видишь на экране, а тут они в разных кинопробах. Слева от окна сел лёля Вася, по-ковбойски закинул ногу на ногу, закурил. В комнате уже стоял дым коромыслом. Разговор шёл серьёзный, что-то о финансах. Заходили люди, вникали, подключались к разговору. Бывало, проскальзывали и матерки. Уже намного позже от Толи Заболоцкого я узнал, что речь шла о финансировании фильма «Печки-лавочки». В то время урезали смету на фильм и по съёмочному периоду, и по плёнке, и по формату фильма. Толя знает больше об этой ситуации.
«Радистка Кэт и Гельмут с ребёнком на руках»
После лёля Вася поднялся, говорит: «Пойдём со мной». Спустились на первый этаж к съёмочным павильонам студии Горького, где стоял запах плёнки, насыщенный плёночный аромат. Он заглянул в один из них, завёл меня внутрь, усадил на какую-то тумбу и сказал: «Посмотри пока», а сам ушёл. В этот момент снимали эпизод у окна из фильма «Семнадцать мгновений весны», в котором радистка Кэт и Гельмут с ребёнком на руках. Снимали эпизод раз восемь, я так увлёкся, что даже не заметил, сколько времени прошло. Лёля Вася постучал меня тихонько по плечу и махнул рукой. Жалко было уходить. И мы пошли перекусить, время было ближе к обеду. С утра стояла жара. На ВДНХ, напротив студии, высился «Рабочий с колхозницей», недалеко кафе, в котором мы пообедали. После двинулись в павильон «Космос». Помню огромную ракету перед входом, а в самом павильоне можно было посидеть в спускаемом аппарате. Прогулка затянулась надолго. Остановились у фонтана «Дружба народов». Этот фонтан лёля Вася особенно любил, ему нравилось находиться рядом, наслаждаться прохладой от воды. Так день и прошёл.
«Да, он горячился»
За оба дня, дай бог, мы разговаривали в общей сложности минут двадцать. В основном всё проходило при обоюдном молчании. И это молчание нисколько не смущало и не тяготило нас. Меня тянуло больше глазеть по сторонам, впитывать новизну, всё же вокруг интересно, какие могут быть разговоры. Если что и спрошу, то этого достаточно. А лёля Вася всё время о чём-то думал, может, был погружён в свои мысли. Дома постоянно работал, сидя за кухонным столом. На студии – да, он горячился. Там разговор шёл на повышенных тонах, а потом со мной он уже успокаивался. Впоследствии мы вместе приезжали на студию Горького, он оставался, давал мне денег, рубль или три, на мороженое, перекусить, и отпускал до вечера.
Опасаюсь, что может сложиться впечатление, что он всегда был хмурый и задумчивый. Нет. Бывало, он мог так начать «дурачиться», что мы с сестрой, да и те, кто был рядом, «по полу катались от смеха».
